Ценовая конкуренция и ценовое регулирование. Итоги круглого стола

21 октября состоялся первый из серии круглых столов, посвященных развитию и регулированию конкуренции. Представители ведущих профессиональных объединений финансовой отрасли, ФАС России, Минфина России обсуждали ценовую конкуренцию и ценовое регулирование, а также подходы к анализу конкуренции на финансовом рынке в целом.

Конкуренция на финансовых рынках является объектом регуляторного воздействия не только для антимонопольного органа, но и для финансового мегарегулятора. При этом анализ стратегических документов по вопросам развития конкуренции и также практики в данном направлении, по мнению рыночных экспертов, свидетельствует о том, что проблема регулирования конкуренции является дискуссионной, требует нахождения консенсуса между рынком и регулятором, в том числе с привлечением экспертного сообщества.

Принятие регуляторных решений во многом остается непрозрачным для участников рынка с точки зрения формализованных критериев применимости тех или иных мер, показателей, которые позволяли бы оценить предполагаемый эффект и фактическую эффективность применения мер. Кроме того, финансовая отрасль испытывает растущее давление со стороны законодателей, предлагающих введение все новых и новых регуляторных норм, совокупный возможный эффект для рынка от которых остается не изученным и не принимаемым во внимание. Все вместе это формирует существенную рыночную неопределенность, что потенциально может негативным образом сказываться на конкурентности финансовых рынков, а это, в свою очередь, противоречит задачам развития конкуренции, решаемым регуляторами.

Цель круглого стола состояла в том, чтобы на примерах из различных секторов финансового рыка продемонстрировать актуальность данной проблематики и предложить определенные шаги по организации общеотраслевого диалога.

Участники круглого стола

• Эльман Мехтиев, СРО «МиР»/СРО «НАПКА» - модератор

• Антон Арнаутов, Финтех Лаб

• Ян Арт, портал Финверсия

• Алексей Войлуков, Ассоциация банков России

• Виктор Достов, Ассоциация участников рынка электронных денег и денежных переводов

• Андрей Емелин, Национальный Совет Финансового Рынка

• Кирилл Косминский, Ассоциация операторов инвестиционных платформ

• Андрей Лисицын, РСПП

• Мария Михайлова, Национальная платежная ассоциация

• Роман Прохоров, Ассоциация «Финансовые инновации»

• Алексей Саватюгин, Счетная палата Российской Федерации

• Павел Самиев, ОПОРА РОССИИ

• Ольга Сергеева, ФАС России

• Иван Чебесков, Минфин России

• Павел Шуст, Ассоциация участников рынка электронных денег и денежных переводов

Выводы по итогам круглого стола

1. Представители ФАС России и Минфина России в ходе дискуссии подтвердили, что развитие конкуренции как механизм развития рынка является в их понимании приоритетной задачей регулирования. Отступление от принципов конкуренции при принятии регуляторных решений является исключительным шагом и допустимо только в тех случаях, когда установленная цель не может быть достигнута никаким иным способом.
   

2. Участвовавшие в дискуссии эксперты и представители регуляторов разделяют видение проблем конкуренции финансового рынка, во многом обусловленных ростом рыночной доли государственных и квази-государственных финансовых институтов и компаний. При этом эксперты обращают внимание, что создание регулятором «инфраструктурных» компаний и проектов в целях решения данных проблем ведет скорее к их усугублению, так как законодательное закрепление обязательного участия\использования этих инфраструктур для всех участников рынка превращает эти «проекты» из средств решения проблемы в новые «цели», ради достижения которых и осуществляется отступление от принципов конкуренции.
   

3. Регуляторный инструментарий развития конкуренции требует значительной доработки как в части анализа состояния рынка и проблем конкуренции, так и в части критериев отбора и применения отдельных инструментов регулирования. Применяемые в настоящее время регуляторами походы к предрегулятивному анализу целевого рынка и проектируемой модели регулирования отличается узким фокусом, недостаточной глубиной, слабой вовлеченностью профессиональных объединений и недостаточным развитием контуров обратной связи в части учета или причин неучета предложений участников рынка, что в совокупности приводит к проблемам с эффективностью и достоверностью оценки возможных результатов регуляторного воздействия. При этом при выборе инструментов регуляторного воздействия наблюдается тенденция к приоритету непосредственного участия регулятора в рынке вместо создания рамочных условий в целях стимулирования активности участников рынка.
   

4. Требуется усиление роли взаимодействия между регуляторами и общественной экспертизы при принятии регуляторных решений, законодательной работе. Существующие инструменты на практике часто не позволяют экспертам, участникам рынка и общественным объединениям содержательно участвовать в данной деятельности. Необходим уход от формализованных структур в сторону сетевых способов организации диалога сторон, заинтересованных в решении тех или иных рыночных проблем.
   

5. Требуется повышение прозрачности процедур принятия регуляторных решений, для чего помимо публикации стратегических документов регулятора необходим регулярный мониторинг их структуры и содержания в целях отражения:

• Формализованных критериев отбора и применения отдельных инструментов решения регуляторных задач, в том числе ценового регулирования;

• Детального и мотивированного анализа возможных результатов регуляторного воздействия;

• Выполнения долгосрочных целевых показателей развития конкуренции как индикаторов, позволяющих измерить степень достижения поставленных целей с помощью регуляторных инструментов.

Отдельные тезисы участников круглого стола

Ольга Сергеева, описывая текущее состояние конкуренции на финансовом рынке, отметила, что «во многих сегментах этот рынок… характеризуется высокой концентрацией, высокой долей государственного участия, значительным отрывом лидеров от ближайших конкурентов… одни финансовые организации поставлены в преимущественные условия по сравнению с другими финансовыми организациями».

Необходимость давать доступ на рынок некрупным игрокам как важную задачу для Минфина России обозначил Иван Чебесков. Данный тезис поддержал Алексей Войлуков, указавший, что «до сих пор размер банков и их капитал имел решающее значение» для участия в госпрограммах и для доступа к госсредствам, «и поэтому там были одни и те же игроки, что совершенно неправильно для конкуренции».

Павел Самиев в качестве значимого барьера выхода на рынок для региональных и некрупных игроков в различных сегментах назвал то, что институты развития также выполняют и функции коммерческих банков. «Это очень сильное давление на конкуренцию. Это искажение конкуренции». Также создаются искусственные барьеры, когда для доступа, например, к средствам для кредитования малого бизнеса необходимо иметь опыт работы в подобных программах. «… Размывание роли малых банков, в том числе, региональных в этом процессе, это прямой удар по конкуренции. Это болевая точка, ее стоит обсуждать очень широко». Одним из барьеров является, как добавил Кирилл Косминский, также сложность или невозможность подключения и работы некрупных финансовых организаций, новых институтов финансового рынка к государственным информационным системам.

Иван Чебесков отметил приоритетность развития конкуренции в качестве инструмента развития рынка. «Мы смотрим на регулирование в нашей сфере деятельности, на финансовых рынках как раз с точки зрения того, чтобы развивать эти рынки… конкуренция – один из таких рычагов развития». Цифровизация, по его словам, ставит в этом смысле перед регуляторами новые вызовы, требуя нахождения баланса между внедрением инноваций и сохранением конкуренции для игроков различного размера.

По мнению Павла Самиева вызовом для регулирования является перспектива появления экосистем, которые займутся оказанием нефинансовых сервисов вместе с финансовыми. Вызовом является «все сразу – и качество продаж, и информирование клиентов, и конкуренция, недопуск кого-то из провайдеров в экосистему, и тарификация». Важно, что все эти вопросы пока не имеют готовых решений. «Ни один регулятор в мире пока не ответил, как можно регулировать экосистему. Это колоссальнейшей вызов».

Оценивая перспективы развития рынка финтеха, Антон Арнаутов отметил, что ожидавшегося бума финтех-стартапов в результате представленных, в том числе регулятором, инициатив и проектов пока не наблюдается, и, даже напротив, сегменту скорее грозит монополизация со стороны крупных игроков. Это может привести к тому, что, не испытывая давление конкурентов, крупные игроки начнут оптимизировать предлагаемые ими продукты и «нами любимые бесплатные и прочие сервисы могут лечь под нож оптимизации».

Эффективность борьбы мегарегулятора с монополизацией рынка затронул также Алексей Саватюгин. По его мнению, наблюдаемая в настоящий момент борьба с «олигополией частных компаний с помощью создания государственных экосистем» является также своего рода монополизацией, а не развитием конкуренции. Показателем «стагнации рынка с уменьшением количества его участников и повышением концентрации» может служить отсутствие новых банковских лицензий, лицензий профессиональных участников рынка ценных бумаг.

При этом особенностью регуляторной ситуации является то, как отметил Павел Шуст, что финансовый мегарегулятор, реализуя собственные проекты, «в некоторой степени становится рыночным игроком», и при этом устанавливает правила для отрасли, активно участвуя в законодательном процессе. «Возможно, нужно подумать о том, каким образом разделить эти потоки принятия решения у регулятора, которые касаются влияния на рынок, регулирования, создания инфраструктуры».

Касаясь темы новаций в законодательстве, Алексей Войлуков указал на нарастающее стремление «всё чаще … обязать банки оказывать услуги бесплатно, одновременно с этим вводя всё новые требования по совершению большего количества обязательных операций по самым различным направлениям». При этом не учитывается, что банки – коммерческие организации, работающие ради получения дохода и прибыли, а не для исполнения функций госструктур.

Виктор Достов в рассуждении о применении тарифного регулирования отметил важность наличия четкой описанной процедуры его применения. «В этой процедуре должно быть записано, какая проблема решается, какой пласт проблем допускается решать при помощи тарифного регулирования, масштаб, актуальность. Обязательно должен быть анализ на наличие альтернативного решения. И, что очень важно, каков критерий прекращения. Такое регулирование, по умолчанию, на наш взгляд, не должно быть бессрочным». Андрей Лисицын добавил, что «любое тарифное регулирование приведёт к тому, что мы получаем в конечном итоге монополизацию, поскольку умирают игроки, неспособные работать долгое время на низких тарифах, на низкой окупаемости; в конечном итоге влияние нас как потребителей на соответствующие сегменты финансового рынка становится неэффективным».

Роман Прохоров отметил позитив в опыте введения регулирования ставок эквайринга на период пандемии, так как теперь в диалоге с регулятором можно опираться не только на результаты подобных мер в США и ЕС, но и на реальную отечественную практику. Для этого необходимо тщательно «проанализировать, к каким реальным результатам эти ограничения привели для того, чтобы у нас был материал для мотивированного общения с регулятором по этой теме». Радикальным шагом в сторону формирования более конкурентной ситуации, в том числе и для небольших финансовых компаний, по его мнению, было бы введение обязательного открытия API. Важным способом повышения уровня мотивированности диалога с регуляторами является выстраивание механизмов саморегулирования, которые позволяли бы принимать отрасли превентивные решения. Такие решения можно будет демонстрировать регулятору как эффективный по мнению отрасли способ достижения анонсируемых регулятором общественно полезных целей.

Фундаментальной проблемой регулирования ставок эквайринга, по мнению Марии Михайловой, стала правовая неопределенность самого понятия «эквайринг». В результате объектом регулирования становится, по сути, не четко описанная определенная деятельность, а взаимоотношения торговца и эквайрера в целом в рамках любых бизнес-моделей, любого набора услуг, любого способа ценообразования.

Дискуссионным моментом, требующим тщательной экспертной оценки, является методология рыночного анализа и выбора инструментов регуляторного воздействия, изложенная в стратегии развития конкуренции Банка России. В частности, это такие моменты, как соответствие задачам развития конкуренции заложенных в стратегию узкого понимания потребителя финансовых услуг и сегментации рынка, определение целей и целевых показателей их достижения и т.д.

Необходимость развития рыночной экспертизы регуляторных решений являлась общим тезисом всех участников круглого стола. Как обобщил Андрей Емелин, «то, что … может стать результатом нашего обсуждения, – мы остро нуждаемся в развитой системе общественного контроля за тем, что происходит в нашей регуляторной сфере; а наша с вами задача как объединений – доносить до регуляторов определённые подходы, оценки, и еще более важная задача – обеспечить, чтобы эти оценки принимались во внимание и учитывались при принятии регуляторных решений».

«Поиск оптимального решения – это и задача регулятора, и, конечно, на наш взгляд, такую задачу решать без участия рынка было бы неправильно и просто невозможно», отметила Ольга Сергеева.

Полная стенограмма

Примечание: текст в адаптированной для удобства чтения редакции; отдельные тезисы были дополнены спикерами в процессе подготовки данного материала.

Эльман МЕХТИЕВ: Добрый день, коллеги. Это первый круглый стол из серии экспертных круглых столов по вопросам развития и регулирования конкуренции. Мы видим, с одной стороны, всё больше и больше регулирования, с другой стороны, всё меньше и меньше конкуренции.

В действительности, да, это важная тема – конкуренцию нужно регулировать. И нет, не всякое регулирование может устраивать участников рынка. Тем более в случаях, когда один бизнес заявляет, что хочет заработать за счёт того, чтобы другому бизнесу запретить взимать комиссии. Это простая история, которая, казалось бы, всем известна, но когда в дело вмешивается политика, то оказывается, что регулирование работает, но не так, как хотелось бы, даже тем самым политикам. И поэтому мы решили, что нужно провести цикл публичных обсуждений.

Чтобы получились действительно обсуждения, а не пиар или продвижение чей-то одной точки зрения, они пройдут без непосредственных участников рынка. Мы не против того, чтобы банки, платежные системы или еще кто-то в этом участвовал. Однако мы посчитали, что начать лучше с того, чтобы беседовали люди, которые представляют, защищают и продвигают интересы рынка, но сами участниками рынка не являются. Поэтому это будет, с одной стороны, разговор тех, кого знает рынок, с другой стороны, тех, кто знает рынок, разговор в прямом эфире.

Сегодняшний круглый стол о том, как нужно анализировать конкуренцию на финансовом рынке. Конечно же, мы затронем вопрос, что такое ценовая конкуренция, ценовое регулирование и какими нам бы хотелось их видеть, или что не так с уже имеющимся регулированием.

Второй круглый стол мы планируем провести в ноябре. Он будет посвящён вопросам признаков и критериев недобросовестных практик, поиску подходов к их оценке и методике реагирования на них. А также обсуждению подходов к ценообразованию финансовых услуг – когда цена на услугу в одном сегменте оказывается нулевая или ниже рыночной за счет оказания этой же организацией услуг в другом сегменте. Как оценивать такое ценообразование? Является ли это нормальной практикой? Нужно ли поменять подходы к оценке конкуренции на финрынке, чтобы оценивать конкуренцию не по сегментам, а в целом?

Третий круглый стол мы хотели бы посвятить тому, что такое цифровые платформы и экосистемы, их значению на финансовом рынке, и тому, как они влияют на конкуренцию, как их нужно регулировать.

На четвертом круглом столе мы поговорим про персональные данные. Доступ к персональным данным – это тоже вопрос конкуренции, и тут тоже должно быть регулирование. Принципы регулирования того, как обращаются данные физических лиц на финансовом рынке, наверное, тема не столь горячая, как другие, но, поверьте, очень быстро она станет для нас очень важной с точки зрения температуры дискуссии вокруг нее.

Ну и пятый круглый стол. На тот момент, когда мы планировали, мы даже не могли предполагать, что Банк России выйдет с докладом для общественных обсуждений о цифровой валюте, цифровом рубле. Мы не собираемся на этом круглом столе обсуждать, будет ли Центральный банк теперь называться Цифровым Банком или как-то еще, но нам кажется, что тема цифровых валют центральных банков – это то, что также требует обсуждения – и с точки зрения развития рынка, развития конкуренции, и с точки зрения принципов регулирования.

Еще раз повторюсь, сегодня первый круглый стол. Он пробный. Поэтому, если что-то не получится - ругайте, критикуйте, это нам поможет. Мы попытаемся, чтобы наше обсуждение было на принципах нейтральности.

Главное, чего мы хотим добиваться, наш главный приоритет – это развитие рынка через конкуренцию. Соответственно, то, о чём мы будем говорить – это наши экспертные мнения, мнения тех людей, которые представляют, продвигают, защищают интересы рынка.

Отдельное спасибо мы должны сказать тем, кто предоставил площадку, – порталу «Финверсия». Огромное спасибо процессинговому центру «КартСтандарт» за поддержку нашей инициативы.

Всё, что говорится здесь - это наши точки зрения, которые не всегда (а, может быть, и никогда) не совпадают с тем, что считает процессинговый центр «КартСтандарт». Они всего лишь поддерживают возможность проведения таких круглых столов.

Коль мы говорим о том, что весь этот цикл у нас посвящён тому, как регулировать конкуренцию, первое слово хотелось бы дать представителю специализированного государственного органа - Федеральной антимонопольной Службы, которая не побоялась поддержать нас в этом цикле.

Ольга, что вы скажете о том, что мы считаем, что пришло время обсуждать принципы регулирования конкуренции, и что нужно сделать, чтобы она действительно состоялась?

Ольга СЕРГЕЕВА: Действительно, на сегодняшний момент ФАС России – это не только надзорный орган, но и орган по развитию конкуренции.

За последние несколько лет работа по развитию конкуренции приняла системный характер.

В настоящее время реализуется утвержденный президентом национальный план развития конкуренции и принятая правительством дорожная карта развития конкуренции. На финансовом рынке эта работа проводится совместно ФАС России, Минфином России, Банком России, Минэкономразвития России, а также иными ведомствами. Многие подходы обсуждаются с участниками рынка. В настоящий момент предусмотренные на финансовом рынке мероприятия исполнены более чем на 60%, часть мероприятий находится в стадии исполнения, а по части нужно находить, видимо, дополнительные аргументы, чтобы убедить коллег в нашей правоте.

Что касается оценок состояния конкуренции на финансовом рынке, то они публикуются нами на сайте ФАС в ежегодном докладе «О состоянии конкуренции в РФ». В этом докладе всегда есть отдельный раздел, посвященный финансовому рынку. В нём есть количественные показатели – показатели рыночной концентрации, CR-3 (доля трех крупнейших участников рынка) и индекса Герфиндаля-Гиршмана; есть также оценки, которые включают определение слабых мест конкуренции – это избыточные административные барьеры, неравные конкурентные условия, факторы, приводящие к ущемлению интересов потребителей.

Мы на сегодняшний день видим, что финансовые рынки во многих сегментах, к сожалению, характеризуются высокой концентрацией, высокой долей государственного участия, значительным отрывом лидеров от ближайших конкурентов. При этом на нормативном уровне одни финансовые организации поставлены в преимущественные условия по сравнению с другими финансовыми организациями.

Наша задача – не только обозначить болевые точки, но и предложить пути решения этих проблем. Совместное решение этих проблем мы видим в реализации и мероприятий Национального плана по развитию конкуренции, и мероприятий дорожной карты. Несмотря на окончание дорожной карты и Национального плана в этом году, есть намерение продолжить эту работу, и сейчас формируется новый Национальный план до 2025 года. Думаю, что для его реализации также будет принята соответствующая дорожная карта.

Что касается основных принципов, то необходимо отметить, что в Указе Президента России №618 сформулированы основополагающие принципы государственной политики по развитию конкуренции.

Одним из таких принципов является недопустимость государственного регулирования цен, тарифов посредством определения цен или их предельного уровня на конкурентных рынках за исключением случаев, предусмотренных законодательством.

Помимо требований антимонопольного законодательства, за реализацию которого мы отвечаем, регуляторное воздействие государства на цену может быть в разных формах. Это могут быть требования к раскрытию информации о цене в определенной форме. Ярким примером является полная стоимость кредита. Еще несколько лет назад информация о ПСК не доводилась в обязательном порядке до потребителей. Это может быть мягкое регулирование, регулирование принципами, как, например, при решении проблемы банковского роуминга, когда цена не регулируется, но есть правила, соблюдение которых исключает межрегиональную дискриминацию.

Регулирование может также заключаться в создании дополнительных механизмов, направленных на предотвращение злоупотреблений со стороны монополиста. В качестве примера можно привести создание комитета пользователей и услуг Центрального депозитария. Когда через этот комитет фильтруются ценовые решения Центрального депозитария. Формы могут быть совершенно разные.

Применяя тот или иной вариант регулирования, конечно, государство исходит из необходимости решения конкретной задачи. Поиск оптимального решения – это и наша задача, и, конечно, на наш взгляд, такую задачу решать без участия рынка было бы неправильно и просто невозможно.

Эльман Мехтиев: Хотел бы спросить, как Минфин России смотрит на то, что ценовое регулирование – и не просто во времена кризиса, но и вообще – становится чуть ли не доминирующим? Ну или, может быть, какие-то другие принципы нужны?

Иван Чебесков: Сначала несколько тезисов про то, как мы смотрим на развитие конкуренции, потому что, мне кажется, это первостепенно для нас.

Мы смотрим на конкуренцию как на развитие и прогресс рынка. Для нас это основное. Поэтому мы смотрим на регулирование в нашей сфере деятельности, на финансовых рынках как раз с точки зрения того, чтобы развивать эти рынки. А конкуренция – один из таких рычагов развития.

Наверное, один из очевидных механизмов развития конкуренции – это цифровизация. Мы видим, что в России банковский сектор уже сильно опережает практически все прочие по проникновению цифровых продуктов. Российский банковский сектор опережает даже традиционно ведущие экономики. В прошлом году, еще до пандемии я летал в США и был удивлен, насколько ниже проникновение тех же электронных средств платежа в Нью-Йорке по сравнению с Москвой. Там к этому только готовятся терминалы приема оплаты, а у нас это используется везде, повсеместно, в том числе и в регионах.

Цифровизация приводит, с одной стороны, к монетизации банковских услуг. Через интернет всё становится проще, игрокам проще подключаться к этому. Обратная сторона медали в том, что затраты на цифровизацию для многих банков довольно большие. Поэтому есть игроки финтеха, которые могут подключиться и могут разрабатывать новые продукты, но для более мелких традиционных банков становится сложнее конкурировать с более крупными.

В этой связи, наверное, будет происходить консолидация, как обычно это происходит в мире. И к этому надо относиться осторожно. Потому что мы не хотим того, что мы видим, в том числе, в развитых экономиках в других частях мира, где в банковском секторе остаётся всего пять крупнейших банков или пять крупнейших страховых компаний. А это тренд явно налицо в некоторых больших экономиках мира, к этому всё идет.

Поэтому для нас есть нетривиальная задача – сбалансировать положительные эффекты, которые идут от цифровизации, тем, чтобы не создать возможность для существования только больших универсальных банков – можно называть их экосистемами, как сейчас модно, - которые, по сути, будут доминировать и занимать собой весь рынок.

В самом концепте экосистемы нет ничего плохого, если это нужно клиентам, если экосистема работает на долгосрочные интересы клиентов, помогает клиентам достигать своих целей. Но эти экосистемы не должны ограничивать доступ к клиентам для более мелких игроков. Поэтому есть некоторые механизмы, которые работают или запущены в Европе и которые мы обсуждаем с коллегами – и с ФАС России, и с Банком России, - такие, как открытые API в банковской системе, которые дадут возможность более мелким игрокам, в том числе, финтех-игрокам участвовать в банковском секторе.

У меня самого был небольшой предпринимательский опыт, и я столкнулся с тем, что предпринимателям в финтех-секторе очень сложно приходить в большие банки и пытаться продать свой продукт, даже если он очень хороший. Потом я был на другой стороне в большом банке и понял, что в большом банке значительно удобнее всё разрабатывать самому, используя идеи финтех-игроков, потому что это просто проще. Это даже не вопрос вложений в какие-то компании. Это проще просто из-за того, как организована и развита ИТ-система.

С точки зрения регулирования и цифровизации, у нас много инициатив, я не буду глубоко погружаться в них. Но Минфин недавно внёс со всеми коллегами, ФОИВами, Банком России проработанный план мероприятий по ускоренному внедрению в финансовый сектор онлайн-технологий. Это комплексный план, который мы разработали по поручению Президента, в том числе направленный на то, чтобы цифровизировать рынок ипотеки. Это один из ключевых рынков, на мой взгляд.

Мы принимаем участие и разрабатываем несколько законопроектов в этой сфере, в том числе был принят законопроект по цифровым финансовым активам, закон о маркетплейсе, сейчас обсуждается пакет законопроектов по цифровой валюте.

В целом, с точки зрения развития конкуренции, я бы сделал акцент на цифровизации. Но, с балансом на то, что нужно давать доступ небольшим игрокам и предпринимателям в этом участвовать.

Мы также везде учитываем вопросы конкуренции в других отраслях регулирования. Буквально сегодня у нас было совещание в комитете Госдумы по финансовым рынкам у Анатолия Геннадьевича Аксакова, которое как раз касалось того, каким банкам давать доступ в сфере госзакупок по выдаче гарантий. И наша позиция там была – максимально расширять круг этих банков.

Алексей Войлуков: Добрый день, уважаемые коллеги. Проблематика конкуренции всегда была и остается в центре внимания нашей Ассоциации. В 2018 году Георгий Иванович Лунтовский обозначил основные направления работы Ассоциации в этой области. Мы последовательно продвигаемся в разрешении обозначенных проблем с разной скоростью и степенью успеха. Работа ведется активно совместно с Банком России и ФАС России. Сегодня уже удалось реализовать некоторые инициативы.

Вместе с тем, под воздействием ряда фактов, как уже действующих, например, высокой рыночной концентрации, усиления доминирования банков с госучастием, где цифры становятся уже запредельными, так и процессов цифровизации, которые идут, ускоряющегося формирования экосистем, об этом мы уже тоже сегодня говорили - проблематика конкуренции не только не утратила своей остроты, но и приобретает новую значимость. Если в прошлом году мы сталкивались и активно работали с проблематикой различных вопросов ценового регулирования комиссий – вообще комиссий, мисселинга, банкострахования, то этот год отмечен еще целым рядом событий.

Это значительные изменения в законодательстве «О национальной платёжной системе», запуск Банком России ряда новых проектов в целях развития конкуренции, в первую очередь, Системы быстрых платежей, кардинально меняющих ландшафт, который на сегодня у нас был монополизирован. Это и первый опыт введения ценового регулирования платёжных услуг, связанный с пандемией. И расширение допуска банков к госсредствам и различным госпрограммам, о чём Иван передо мной проговорил и сказал, что на том совещании, которое было, они поддерживают допустить максимально большое количество стабильных, хорошо работающих банков в этот сектор, независимо от их размера.

К сожалению, до сих пор размер банков и их капитал имел решающее значение, и поэтому там были одни и те же игроки, что совершенно неправильно для конкуренции.

Для участников рынка текущий год стал годом уникальных вызовов, когда сложность эпидемиологической обстановки, которая до сих пор сохраняется и вторым этапом постепенно начинает нас захватывать, дополнилась возросшими требованиями к подключению к государственной инфраструктуре и регулированию договорных отношений с клиентами. Интерес к финансовым технологиям из категории хайпа перешел в стадию планомерного развития и сместился в сферу технологий RegTech, SupTech. Многие вещи стали внедряться не только в банковском секторе, но и в остальных секторах экономики.

Нам важно понимать, насколько закрепятся в виде устойчивого тренда текущие события. Это и усиливающееся ценовое регулирование комиссионных доходов банков и участников платежного рынка, и продолжающаяся дискуссия по поводу оплаты банкам услуг по сбору платежей за ЖКХ. На днях эта тема опять всплыла, и мы активно принимаем в ней участие.

Всё чаще почему-то предлагается обязать банки оказывать услуги бесплатно.

Одновременно с этим вводятся всё новые требования по совершению большего количества обязательных операций по самым различным направлениям. Забывается, что банки – это такие же участники рынка, которые в первую очередь работают ради получения дохода и прибыли, и они созданы для этого, а не в качестве госструктуры.

Влияние на формирование потребительского спроса через обязательное оказание банками ряда услуг. То есть вне зависимости от спроса, банки обязаны организовывать возможность их предоставления. Здесь мы видим, что ЦБ в последнее время тоже обязывает банки внедрять определённые сервисы. Возможно, с точки зрения государственной задачи это где-то можно оправдать. Но используемые подходы и методы не очень понятны. Это та же биометрия, та же Система быстрых платежей.

Какие выводы должны сделать для себя все участники рынка, как адаптировать свои планы и стратегии? Каким образом все эти процессы повлияют на создание конкуренции на финансовом рынке? Все эти вопросы пока остаются открытыми.

Надо сказать, что проблематика развития конкуренции крайне обширная, крайне сложная и требует дискуссионного обсуждения. Мы сейчас запустили и пытаемся провести несколько круглых столов, чтобы это обсудить и помочь различным направлениям дальнейшего движения. Мы видим, что нужно двигаться сразу по нескольким направлениям.

Это выявление и устранение барьеров для равного допуска всех банков, всех участников к различным программам, в том числе, программам, связанным с государственным финансированием. Еще раз повторюсь, что мы считаем, что любой банк, надежный банк, независимо от размера, должен допускаться к этим программам, потому что он все равно в определённом секторе работает и предоставляет услуги определённым категориям людей, где есть свои клиенты, которые тоже должны иметь возможность получить доступ к ним. Здесь мы работаем с регулятором и тут требуется последовательная работа, чтобы банки, обладающие одинаковыми лицензиями, как я говорил, имели равные права.

Мы разработали законопроект, который предлагает перейти от доступа банков по различным программам ведомств на основании критерия размера капитала к единственному нами видимому реальному критерию — это уровень того рейтинга, который присваивает отечественные рейтинговые агентства.

Кстати, у нас их уже четыре присутствует на рынке, и конкуренция соблюдена, и качество их работы мы оцениваем высоко.

И еще направление – проблемы более концептуального порядка, которые требуют общеотраслевой дискуссии, которую мы с коллегами из разных профессиональных объединений пытаемся организовать. Это, например, вопросы, связанные с правилами введения и отмены ценового регулирования. Вопросы подготовки стратегии развития того или иного сегмента финансового рынка, проблематика методологии анализа и оценки на этом финансовом рынке. Мы видим для себя задачу через эти публичные дискуссии обрисовать круг наиболее важных вопросов по каждой теме и затем уже на площадке, в том числе нашей ассоциации формировать видение, позицию и предложения со стороны банковского и платёжного сообщества, а формат взаимодействия с другими объединениями должен нам дать необходимую полноту картины.

Ну и, завершая, хочу сказать, что часть вопросов, в частности, связанных с эквайринговыми комиссиями и цифровым рублем, мы планируем обсудить в ближайшее время на нашей платежной конференции, которая пройдет 29-30 октября. Приглашаю всех желающих принять в ней участие. Подробности можно найти на нашем сайте. Называется она: «Платёжная индустрия: практика и трансформация после пандемии», пройдет в гибридном формате в РИА Новости.

Эльман Мехтиев: Мне показалось, или я ослышался, что прозвучало «если с нас требуют нулевых комиссий по ЖКХ, пусть это делают государственные банки…»

Алексей Войлуков: Послышалось. Здесь вопрос в другом.

Целый ряд социальных услуг, государственных услуг почему-то обязывают делать бесплатно всех участников, независимо от того, государственный или частный банк, забывая о том, что они все несут затраты, даже если это госбанк. И эти затраты как-то должны возмещаться.

Эльман Мехтиев: Алексей, абсолютно согласен. Поэтому и спросил в шутливой манере. Точно также считаю, что государственный банк или не государственный – не суть важно. Если он оказывает услугу, которую хочет ему поручить государство, за нее государство должно платить.

Виктор Достов: Первая вещь, которую нужно понимать, на мой взгляд, что современное состояние России в области безналичных платежей, которое действительно – это объективная оценка – является одной из самых продвинутых безналичных экономик в мире, достигнуто в значительной степени благодаря тому, что у нас на рынке была свободная конкуренция без прямого ценового регулирования. В частности, мы понимаем, что банками была развернута очень успешная инфраструктура приема платежей, был развернут private banking. У нас есть прекрасная система электронных кошельков, токенизация.

Я бы добавил еще один аргумент, что кроме функции развития инфраструктуры, которую я бы назвал социальной, мы выполнили другую очень важную функцию.

Мы на те деньги, которые зарабатывали в процессе свободной конкуренции, построили для государства абсолютно прозрачную безналичную платежную систему.

Я хорошо помню, как много лет назад мы заседали в комиссии в Минфине и пытались директивно ввести безналичные платежи. Выяснилось, что банки как коммерческие организации в этом оказались гораздо более успешны. Мы действительно имеем безналичный рынок, который позволяет государству строить прекрасные конструкции по учёту этого рынка, регулированию этого рынка, фискализации и так далее.

Это первый тезис: большая историческая работа проделана в рамках свободного рынка, и не надо его портить лобовыми попытками регулирования.

Вторая вещь, повторю тезис предыдущего докладчика. Мы понимаем, что регулирование может быть использовано при различных кризисных ситуациях. Однако очень не хотелось бы, чтобы это было произвольное регулирование. Чтобы регулятор вводил его тогда, когда хочется ему.

На наш взгляд, регулятору должен быть выдан очень ограниченный мандат с хорошо прописанной процедурой. В этой процедуре должно быть записано, какая проблема решается, какой пласт проблем допускается решать при помощи тарифного регулирования, масштаб, актуальность. Обязательно должен быть анализ на наличие альтернативного решения. И, что очень важно, каков критерий прекращения. Такое регулирование, по умолчанию, на наш взгляд, не должно быть бессрочным.

Собственно, это основные тезисы, которые бы я хотел озвучить. Я хотел бы поблагодарить организаторов. Это прекрасная идея – собраться, обсудить этот круг вопросов. Я надеюсь, что мы каким-то образом сдвинем концепцию рыночного регулирования в финансовом секторе в лучшую сторону.

Эльман Мехтиев: Коль мы говорим про финтех в связи с цифровизацией, и даже один из выступавших говорил про собственный опыт, я хотел бы спросить Антона Арнаутова, руководителя Финтех Лаб, а что с финтехом-то вообще сейчас происходит?

Антон Арнаутов: Так сложилось, что в последнее время круг моего общения – это скорее Евразийская группа, Кировский завод, Магнитогорский металлургический комбинат, организации, которые не имеют отношениях ни к финтеху, ни к финансовому рынку, который мы сегодня обсуждаем. И это не случайно, как мне кажется.

Дело в том, что, наверное, так получилось, что я застал рассвет вот этого всего, что мы называем финтехом, если ассоциировать финтех со стартапами, с альтернативными небольшими участниками рынка. Я позже, конечно, чем Виктор Достов, к этому получил отношение. Но я позволю себе напомнить то время, когда создавалась Ассоциация Финтех, форум «Финнополис», когда появились в обиходе понятия «open API», «регуляторная песочница». И мы буквально были уверены, что сейчас всё расцветет.

Я могу констатировать факт, что от того бурлящего, кипящего рынка, когда расцветала тысяча цветов, сейчас мы пришли к состоянию апатии, когда я с большим трудом могу привлечь к обсуждению той же самой песочницы пару десятков стартапов.

Если раньше эта тема волновал тех, кто связывает свою судьбу с отдельным проектами на финансовом рынке, то сейчас вынужден бегать и клянчить: «Ребят, ну заполните нашу анкету. Ну, давайте поговорим про песочницу. Давайте, мы выразим свое мнение в отношении того, как это регулируется». Не интересно. Это самое страшное.

И мы наблюдаем сегодня и исход из финтеха, и исход финтеха в другие юрисдикции…

Вы знаете, наверное, что в Великобритании нашими бывшими с вами соотечественниками из «Альфа-Банка» запущен один из наиболее интересных необанков «ANNA», что в Европе нашими соотечественниками запущен цифровой банк «Zelf» и т.д. В России ни одного необанка, насколько мне известно, за последнее время, может быть, кроме Talk`s-банка не появилось. Это просто факты.

Исход происходит и в другие сектора рынка. Про себя я уже сказал – «ранее известный как «Финтех Лаб» Антон Арнаутов». Теперь в большей степени разговариваю с не настолько оцифровизировавшимися сферами экономики и не настолько регулируемыми, как финансы – это промышленность, добывающая, металлургическая и так далее.

К огромному сожалению, все те замечательные инициативы, пропаганде которых я в свое время уделял вместе с вами много сил и времени, я бы сказал, прибывают в состоянии продолжающихся обсуждений, и каких-то практических результатов для роста - даже просто банально - роста числа участников этого рынка, это не привело.

Теперь два слова про цифровизацию. Мы говорим о том, что Россия – одна из наиболее продвинутых стран в плане электронных денег, в плане цифровых сервисов в финансах. Это прекрасно. И во многом этому способствовали пионеры этого рынка в условиях мягкого регулирования, такие как Виктор Достов, Борис Ким и прочие. Но еще и к тому же, просто так совпало, что наша финансовая система начала развиваться с нуля, можно сказать, и мы воспользовались определённой свободой, осваивая наиболее передовые технологические решения, и поэтому у нас не было вот этих унаследованных систем. Так получилось, что сейчас мы демонстрируем в этом плане свое преимущество.

Но ведь проблема в том, что эта самая научно-техническая революция не стоит на месте, сервисы продолжают развиваться. А вот есть ли сегодня в России этот внутренний «движитель», который заставляет двигаться финансовые структуры, развивать всё новые и новые сервисы, это большой вопрос.

Потому что, да, конечно, есть фактор личности в истории, есть фактор Германа Оскаровича Грефа, который двигает огромный банк в сторону его большей технологичности и так далее, но есть неумолимая логика.

И когда логика бизнеса, логика больших процессов, и когда эти огромные банки, становятся монополистами, не важно, в цифровой реальности, не в цифровой (цифровая, кстати, в этом плане еще более удобна), они начинают избавляться от избыточных затрат.

И вот тогда все эти удобства, все эти нами такие любимые бесплатные и прочие сервисы, они могут лечь под нож оптимизации, при помощи того же AI. И мы с вами очутимся в ситуации, когда нас много, а «они одни».

Извините, что, может быть, я звучал сегодня не слишком оптимистично. Может быть, сплин, может быть, осень, может быть, ковид. Но, мне кажется, что нам нужно очень серьёзно задуматься о том состоянии апатии, которое я, как старожил этого рынка, могу констатировать сегодня среди ранее наиболее активной молодой и такой, я бы сказал, многообещающей его части.

Эльман Мехтиев: Ян Арт, которого я сейчас хочу попросить выступить и взглянуть немножко с другой стороны. Ян, скажите, пожалуйста, а как частный инвестор смотрит на рынки в зависимости от степени их регулирования? И вообще, принимаете ли вы это в какой-то расчёт? Или это слишком далеко?

Ян Арт: Нет, принимаем, конечно. У меня через 10 дней ровно пять лет как я опубликовал статью "Антифинтех". Мне очень приятно, что Антон сейчас своим выступлением подтвердил то, что было написано тогда. Начиналась статья фразой из старого фильма советского: чудовище вида ужасного схватило ребёнка несчастного. Это о банках в руках финтеха. Мне показалось, что в России это превратилось в такую гонку модную, когда банки не очень соображали, какой продукт конкретно это приносит и что это дает.

И если говорить об инвестиционной части, а сегодня, наконец-то, случилось то, о чём тоже говорилось давно, что россияне массово пошли в инвестиции, малые, микро, большие, то сегодня наши сервисы не выдерживают конкуренции с западными образцами. Но наши «накрученней». Вот это самое главное, что я чувствую просто как обычный частный инвестор. Наши сервисы в сто раз круче западных, но конкуренции не выдерживают. Мы, как всегда, немножко по-обезьяньи увлеклись всевозможными прибамбасами, приблудами. И это чудовищно, что у меня ощущение, главная проблема, что в этих процессах становления каких-то технологических сервисов, то, что можно отнести к финтеху, ни разу не участвует клиент. Занимаются ими только люди, которые хотят с этого зарабатывать. И ни одного человека, который через это должен пользоваться, к разработке ни одного сервиса не привлекли. Я понимаю, что господин Греф, например, человек самодостаточный, сам по себе, он знает лучше и потребителя, что нужно. Но, боюсь, что, при всем уважении к нашим великим столпам, мир немножко устроен по-другому. Люди, как известно, голосуют рублем, в данном случае, долларом. И, конечно, сегодня в инвестиционной части никто из российских, кроме, пожалуй, Тинькова, не предоставил сервис, который был внятен, понятен и просто удобен. Вот, мне кажется, основная проблема: увлеченность приблудами, участие в процессе только людей, которые с этого получают зарплату, а не людей, которые этим будут, в конечном счете пользоваться. Наш финтех кормило десятки или сотни людей, увлечённо о нём говорящих. Но никто из тех, кто собирался им пользоваться, увлечённо о нём не говорил. То есть такая получилась вещь в себе заинтересованная тем, кто, грубо говоря, жил с внедрения, а не жил с использования. Мне кажется, вот здесь где-то кроется главная проблема.

Эльман Мехтиев: Если можно, я чуть-чуть переведу, как бы так сказать, в нашу дискуссию в плоскость диалога бизнеса и государства. Вот то же самое, что Ян сейчас сказал, что те, кто разрабатывают всякие «приблуды», извините за это слово, не спрашивают тех, кто ими будет пользоваться. Мне кажется, что мы сейчас сталкиваемся с той же самой ситуацией. И поэтому, уж коль мы тут спорим на такие высокие экономические теории, я хотел бы попросить, может быть, Алексей Львович Саватюгин выскажется, может быть как экономист? Что вы думаете вообще об этом?

Алексей Саватюгин: Если вы меня спрашиваете, как экономиста, что я тут могу думать? Конкуренция, это, конечно, хорошо. Этому учат студентов на первом курсе в разделе микроэкономика. И даже им объясняют, почему конкуренция – это хорошо. Потому что борьба за клиента в теории ведет к снижению цены или к повышению качества, расширению ассортимента и так далее. Всё это хорошо. Поэтому надо конкуренцию поддерживать.

Но предприниматели, опять-таки, это мы знаем из основ микроэкономики, всё-таки хотят заработать прибыль. Поэтому всё это они делают не ради клиента, а ради максимизации прибыли.

Что можно сделать для развития конкуренции? Если мы фиксируем цены или устанавливаем границы, фиксируем стандарт качества, то это не увеличивает конкуренцию. Это, как правило, снижает конкуренцию. Потому что это ограничивает прибыль предпринимателя, и тогда он не так волен распоряжаться своими ресурсами. К чему такая конкуренция может вести? Если конкуренты будут выдавливать друг друга, то рынок будет монополизироваться. Значит, надо бороться с монополиями. Кто может бороться с монополиями? Государство может (если это не естественная монополия).

Но что эти теоретические рассуждения значат в приложении к нашему финансовому рынку? Рынок не монополизирован, но олигополизирован по многим параметрам. Он олигополизирован, но кем? И экосистемы, и банковский рынок, и платежные системы – государственные представители. Мы все говорим об одной и той же «экосистеме», которая недавно формально поменяла собственника. И знаем про ближайших ее конкурентов, которые тоже являются государственными компаниями или корпорациями, или экосистемами.

У нас про конкуренцию говорит и Антимонопольная служба, спасибо Ольге Сергеевне, что она открыла эту дискуссию, и Министерство финансов тут нам подтвердило, что они за конкуренцию, и Центральный Банк выпустил уже не один доклад про развитие конкуренции на рынке, и Правительство, и Президент – всё государство за конкуренцию. При этом у нас рынок, повторюсь, олигополизирован или дуополизирован кое-где государственными компаниями. А что это значит?

Все принимаемые решения, стратегии развития экосистем и так далее утверждаются советом директоров этих банков, этих компаний. В совете директоров контрольный пакет лежит у представителей регулятора или Правительства. То есть, государство своим утверждением на советах директоров и на общих собраниях акционеров принимает те самые стратегии и те самые решения, которые ведут к монополизации рынков, с которой потом оно борется в статусе регулятора. Оно голосует за усиление монополизации, потом, пересев в кресло регулятора, борется с монополизацией.

Как у нас ведется борьба с монополизацией рынка?

Борьба с олигополией государственных компаний сводится к монополизации рынка регулятором.

То есть замена борьбы частных или получастных, или государственных с частными экосистемами у нас сводится к созданию государственной экосистемы, к которой в обязательном порядке должны присоединиться и государственные, и частные участники рынка. Я не уверен, что именно это называется развитием конкуренции.

Потому что монополизация либо в виде маркетплейса, либо в виде СБП, либо других названий - это монополизация одной технологической платформы, к которой в обязательном порядке присоединяются все участники рынка. Я не уверен, что это правильно называть борьбой за конкуренцию.

Более того, в условиях конкуренции, чтобы более сильные не выдавили более слабых, должно быть появление новых участников. Участники должны не только «есть» друг друга, но и эволюционировать. У нас же инкумбенты вместе с регулятором ограничивают вход на рынок, и никаких новых участников не появляется. Сложно вспомнить, когда у нас новая банковская лицензия была выдана, или лицензия профучастников рынка ценных бумаг.

Это значит, что эволюции не происходит. Происходит стагнация рынка с уменьшением количества и повышением концентрации участников. Спасибо представителям исполнительной власти за хорошие слова про конкуренцию, но я как экономист жду не только красивых слов, но и каких-то чуть более реальных дел.

Эльман Мехтиев: Алексей Львович жёстко сказал: ждет конкретных мер и предложений, при этом указал на пару конфликтов, которые существуют тогда, когда государство занимается, с одной стороны, надзором и регулированием, с другой стороны, является собственником.

И уж коль мы заговорили про принципы развития конкуренции и то, как это может быть реализовано в нормах, я хотел бы попросить выступить, Андрея Викторовича Емелина, председатель НСФР, как одного из немногих перфекционистов в части того, как нужно писать законы, инструкции и прочие нормативно-правовые акты.

Андрей Емелин: Мне очень приятно, что та идея, которую мы положили в основу этих круглых столов, реализовалась прямо в нашей первой встрече. Потому что всё это созвучно тому, с чем мы сталкиваемся практически каждый день. После выступления Алексея Саватюгина мне очень хотелось бы продолжить целый ряд его мыслей.

Но сначала хочу отметить очень понравившуюся мне идею Виктора Достова о том, что мы достигли колоссальных высот именно там, где нам не мешали. Иван Александрович Чебесков сказал, что его поразило, насколько в Нью-Йорке менее развита рыночная инфраструктура, чем сделали мы в России.

Могу предположить, что наше обилие банкоматов объясняется именно тем, что у нас не было в свое время запланировано ни «единой банкоматной системы», ни «системы быстрых банкоматов», а всё это развивалось естественным путем. И рынок нашел те самые механизмы, которые обеспечивают интерес, прежде всего, потребителя.

При том, что банки, как коммерческие структуры, направлены на извлечение прибыли, все равно мы эту прибыль получаем за счёт наших клиентов. И если мы не сделаем то, что интересно клиенту, наша цель – получение прибыли – достигнута не будет.

Поэтому я хотел бы начать с общего замечания о том, что для меня всегда ориентиром и принципом является следующее: всё то, что упрощает, удешевляет или стабилизирует бизнес – это хорошо для конкуренции. Всё то, что его усложняет, удорожает или слишком часто изменяет правила игры – это плохо для конкуренции. На мой взгляд, это базовый принцип, соблюдение которого, однако, на практике оказывается реализовать чрезвычайно сложно.

Обилие программ по защите, по развитию конкуренции и прочих полезных институтов в итоге чаще всего заканчивается прямо на уровне этих самых программ. Иван Александрович Чебесков отключился, а я хотел, прежде всего, именно ему сказать несколько теплых слов. Мы видим на примере Департамента финансовой политики Минфина России, что они, поставив себе задачу обеспечения новых, более справедливых критериев допуска банков к различным уровням средств бюджета, пошли и просто сделали. Сделали большую таблицу с анализом того, в каких регионах какие ограничения действуют. И методично стали отрабатывать снятие этих ограничений. Вот такой подход мне ближе всего. Я уверен, что на идеологическом уровне мы почти все настроены на одну волну. Возможно, с некоторыми модификациями. Но тот, кто способен привести и реализовать конкретную задачу в конкретном сегменте – финрынка, госгарантий, чего угодно, – тот заслуживает максимального уважения. И, на мой взгляд, сосредоточенность на конкретных, пусть даже не очень крупных, мерах — это самый короткий и верный путь к успеху. Поэтому я очень поддержал идею коллег о том, что мы должны провести серию круглых столов, постепенно углубляясь в отдельные темы специально. Потому что, в каждом из этих сегментов при вложении определённых усилий, есть возможность достичь конкретных решений.

Что касается государственной политики по поддержке конкуренции, мне тоже кажется, что замена рыночной олигополии на государственную монополию – это не лучший способ развития. Я понимаю, что в основе этих решений зачастую лежит ощущение того, что иначе олигополия может постепенно сместиться в сторону рыночной монополии, и тогда совсем ничего не сделаешь. Но то, как мы боремся с этим злом, заявляя о том, что мы создаём равную рыночную инфраструктуру для всех, и методы, которыми она внедряется, они далеки от рыночных.

Собственно, то, что лежит на поверхности лежит, и то, о чём сегодня Алексей Войлуков говорил, когда мы создаём, казалось бы, полезную биометрическую систему, но при этом устанавливаем требования по обязательному формированию биометрических шаблонов в каждом офисе, очевидно, что это не конкурентно. Не в состоянии все игроки рынка сделать так, как планирует регулятор. И жизнь это доказала. Причём доказала буквально в моменте, очень быстро после того, как решения были приняты.

Но, коллеги, а где законопроект, который мы для себя называем «не все ВСП», который призван урегулировать ситуацию с тем, что хотя бы банки с базовой лицензией, хотя бы в тех регионах, где избыточная насыщенность офисов в отдельных населённых пунктах, не должны всё оборудовать, потому что это дорого и не нужно? Этот законопроект продолжает лежать в Госдуме, хотя все мы понимаем, что это правильный законопроект, который должен урегулировать именно этот вопрос. Вместо этого в него пытаются поместить какие-то другие вещи, которые тоже важны, но они другие.

И здесь, собственно, то, что как мне показалось может стать результатом нашего обсуждения.

Мы остро нуждаемся в развитой системе общественного контроля за тем, что происходит в нашей регуляторной сфере.

Зачастую заявляемая правильная цель реализуется неподходящими средствами. А зачастую и цель ставится необоснованная, как, например, запрет ЖКХ-комиссий. Очевидно, что авторы этого законопроекта не имеют системного решения. Они имеют определённую цель, причём достаточно персонифицированную, и не имеют нормального, взвешенного решения, потому что они просто не имеют аналитики. И вот это меня всегда поражает больше всего. Например, по законопроекту о ГИСах, о расширении доступа рыночных игроков к государственным информсистемам мы получаем уже 15-е письмо от очередного ведомства с запросом статистику по конкретной норме, которую мы предлагаем, о том, как она будет реализована и какой экономический эффект даст. И рядом мы видим законопроект по комиссиям ЖКХ, где вообще никто не удосуживается что бы то ни было оценить. И его нам начинают всяческими способами навязывать и пытаются это выдать за некое полезное для рынка решение. Причём гипотетически полезное. Но никто ведь не считал.

И здесь начинает работать принцип «никто, кроме нас» – в этом плане я Эльмана полностью поддержу. Я надеюсь, что большинство рыночных игроков разделяют наш подход, но это не их тема. Их тема – делать бизнес.

А вот наша с вами задача, как объединений, доносить до наших партнёров – регуляторов определённые подходы, оценки. И еще большая задача – обеспечить, чтобы эти оценки принимались во внимание и учтывались при принятии регуляторных решений.

Я очень рад, что у нас в Рабочей группе регуляторной гильотины по коллекторам сопредседателем рабочей группы оказался Эльман. Но если бы это было не так, то та методика, которая была принята в этой рабочей группе – то есть полное отсечение экспертного сообщества,– она бы привела куда угодно. То есть мы могли бы на выходе получить просто, что угодно. И только то, что в нужном месте оказался нужный человек, нас пока спасает. Но, коллеги, это же не системно. Я являюсь членом нескольких экспертных групп в той же самой регуляторной гильотине Правительства, и в них действует принципиально другой подход. Там экспертная группа готовит базовое заключение, которое потом рассматривает рабочая группа. И только так. И если эксперты, которых гораздо больше, чем членов рабочей группы, не высказались, эксперты от рынка не поддержали этот проект, рабочая группа не принимает решения. И всё. Вот вам правильный механизм в действии.

И вдруг в том же самом механизме регуляторной гильотины Правительства существуют принципиально другие модели. Как такое может быть? Регулируются они одним и тем же нормативным правовым актом. Формально их курирует один и тот же человек. Вот такие вещи зачастую видны даже не всем. Участникам рынка они почти никогда не заметны. Мы с вами сталкиваемся лично только в ходе диалогов и полилогов между собой, обмениваясь мнениями и знаниями. Можем какие-то позиции сформировать. Наверное, в этом и есть самая высокая удельная ценность нашего с вами ежедневного сотрудничества. Это не серия круглых столов, как самоцель. Это просто способ нашей с вами самоорганизации более высокого уровня с тем, чтобы иметь возможность оперативно коллективно реагировать на определённые события в нашей регуляторной сфере.

Никак иначе мы это не изменим. Можно спроектировать некие механизмы общественного контроля, например Общественную финансовую палату. Как угодно можно это назвать, много чего можно напридумывать. Но это всё форма. А я про содержание.

Если мы с вами сможем предложить и рынку, и регуляторам себя как содержательную общественную экспертизу, значимую просто в силу нашей с вами общей поддержки рынка, которая стоит за нами, мне кажется, это будет для всех участников рынка самым полезным. И именно это позволит вовремя заметить, когда подменяется рыночная инфраструктура государственной и когда она удачно спроектирована или не очень удачно. И наше с вами мнение, я надеюсь, со временем станет настолько весовым, что его просто нельзя будет проигнорировать.

И если рыночное, коллегиальное мнение звучит, что вот в такой форме это рынку или пока не нужно, или совсем не нужно, а нужно вот это, то будет выбираться не то, что думает отдельный, даже очень уважаемый регулятор, а будет выбираться то, что рынок считает для себя полезным. Потому что мы за счёт множественности нашей, представляем разноуровневые, и потому объективные суждения по поводу тех или иных событий.

Я полностью поддерживаю идею о том, что каждое такое обсуждение должно завершаться коллективной фиксацией позиции, чтобы это не превращалось просто в обмен точками зрений, а трансформировалось в конкретные предложения.

У нас, как вы знаете, я сегодня не буду об этом говорить, есть подробная Концепция оценки технологической реализации (ОТР). По большому счету, это определённый способ контроля за происходящим в нормативном поле на стадии разработки. Когда возможность технологической реализации регуляторного проекта, ее стоимость, целесообразность сначала оценивается на входе. А потом, что очень важно, на мой взгляд, перед вторым чтением. Сколько раз мы уже с вами сталкивались с тем, что принципиально правильный законопроект при подготовке ко второму чтению меняется радикально. И мы получаем решение, которое никто даже не имел в виду, которое точно никак не отражено в пояснительной записке, никакого ФЭУ под него нет, но принимается новая модель.

Почему? Как? Ну да, понятно, что по определённой процедуре, понятно, что на основе инициативы кого-то, но абсолютно без какого-либо механизма общественного контроля. Мне кажется, это принципиально недопустимо. Это очень нехорошая практика, которая нас чаще всего заводит в тупики, из которых мы потом долгие годы выбираемся.

Эльман Мехтиев: Абсолютно согласен – необходима система общественного контроля. Мне кажется, что (Андрей об этом, кстати, говорил) систему общественного контроля за нас никто не создаст. Андрей сказал, каждая дискуссия должна закончиться каким-то документом. Помните, то, что он сказал по поводу Минфина: пошли и просто сделали. Вот, наверное, это то, что нам нужно, договориться, что мы пойдем и просто сделаем. Не просто какие-то принципы проговорить, а именно необходимо сделать. И это будет наш ответ.

Вот тут пришел вопрос от Натальи Карачевцевой-Сториной из «Россельхозбанка»: «Какие шансы на изменение ситуации с конкуренцией, какие прогнозы на горизонте 1-2 лет?» Я думаю, что Андрей фактически сказал, если мы не пойдем и просто не сделаем, то ситуация будет даже не той, которая сейчас есть, она будет развиваться в том ключе, в котором интересно тем, кто принимает решение без учета мнений не только наших клиентов, но и нас самих.

И об этом же я хотел попросить Павла Самиева, коль он сегодня выступает от Опоры России. Павел, а как в случае с теми, кто ходит в ваш периметр? Что происходит с финансовым сектором с точки зрения его потребителей с точки зрения конкуренции?

Павел Самиев: Что здесь можно было бы выделить с позиции малого бизнеса?

С одной стороны, есть у малого бизнеса такое желание, которое выражается в периодических вопросах и воззваниях к тому, чтобы для него были более доступными финансовые услуги, для того чтобы они были дешевле, и так далее, поэтому некоторые инициативы идут от того, что хочется сделать лучше для потребителей, в частности, для малого бизнеса. Но на самом деле эти инициативы периодически могут привести к искажению нормальной рыночной практики, рыночного ценообразования, нормальной конкуренции.

То есть, исходя из благих пожеланий, можно получить несколько иной эффект. Эта проблема существует. Потому что, конечно же, малые предприниматели, понятно, что у них есть своя картина мира и представление о том, как должен работать финансовый рынок, что должен давать малому бизнесу и на каких условиях. Но зачастую это взгляд с той стороны, с которой не видно правильных принципов работы тех же банков и институтов поддержки на финансовом рынке.

С другой стороны, что стоит обсуждать совместно с банковскими ассоциациями, и СРО на других финансовых рынках, это то, как устроена инфраструктура мер поддержки с точки зрения конкуренции доступа к этим программам со стороны разных участников рынка. Это то, что в принципе сегодня уже несколько раз упоминалось. В частности, это критерии допуска к этим программам и к институтам поддержки различных участников рынка. Это не только банков касается, безусловно. И участников микрофинансового рынка, и страховых компаний и еще ряда других организаций, которые еще пока не регулируются так, как перечисленные, в частности, это лизинговые компании. Они пока вне компетенции Центрального Банка, но там тоже идут процессы определённые.

Но вот здесь ряд явно избыточных требований при присоединении к этим программам и формам поддержки, когда, например, банк должен иметь долю в портфеле кредитов малого бизнеса или показывать определённую динамику объёмов малого бизнеса.

Я уж не говорю про эти истории про размер капитала и так далее. Но вот даже сам факт, что банк, который работает с малым бизнесом, он на этом рынке должен присутствовать и иметь возможность, если он удовлетворяет требованиям по финансовой устойчивости и по кредитоспособности, и тоже сегодня Алексей Войлуков говорил, что здесь критерий очевидный – это кредитный рейтинг, но почему здесь критерием входа на этот рынок, планкой отсечения банков является доля малого бизнеса у него в портфеле?

Получается, что, если он хочет использовать инструменты поддержки, работать с малым бизнесом, активнее кредитовать его, он уже должен при этом иметь большой объём работы с малым бизнесом до этого. Это замкнутый круг. Тут одно за другим тянется. Это тоже не способствует нормальной конкуренции.

Понятно, что барьер через критерий финансовой устойчивости, и в том числе рейтинги, это понятный барьер. Потому что здесь есть элемент распределения денег, если не напрямую государственных, то различных фондов, в том числе, институтов поддержки, которые могут иметь, в том числе, и государственный капитал, тем не менее, понятна логика такого отсечения.

Логика других критериев, которых у нас много, и они избыточны, зачастую непонятна. Она отсекает многих участников: региональные банки, банки с базовой лицензией, про которые совершенно явно было сказано, что это та инфраструктура, которая будет ограниченно работать на ряде сегментов. В том числе, как раз одна из задач – работать с малым бизнесом. И это сказывается на конкуренции в этом сегменте.

Я упомяну еще один момент, он не регулятивный — это формат работы институтов развития. Мы видим, что та же корпорация МСП напрямую работает с малым бизнесом. Хотя ее задача, прежде всего, поддержание инфраструктуры поддержки малого бизнеса. Если шире посмотреть, у нас есть ряд госбанков.

И проблема не в том, что они – госбанки, а в том, что они совмещают в себе функции института развития и при этом они являются коммерческими банками, работающими на всех практически сегментах рынка. Они кредитуют, привлекают депозиты, они работают как расчётные организации и так далее. Они просто работают на рынке. При этом они являются институтами развития. Это тоже очень сильное давление на конкуренцию. Это искажение конкуренции.

Для малого бизнеса, как потребителя, возвращаемся к тому, что мы, в том числе, обсуждаем в «Опоре России», для малого бизнеса, вроде бы, с первого взгляда, не важно, он будет кредитоваться льготно в корпорации МСП, условно, получать какую-то иную поддержку напрямую, либо через банк, который получит льготную форму поддержки через институты развития, а потом уже придет к малому бизнесу. Вроде бы и не важно. На самом деле важно.

Потому что размывание этой инфраструктуры, размывание роли малых банков, в том числе, региональных в этом процессе, это прямой удар по конкуренции. Это болевая точка, ее стоит обсуждать очень широко.

Она зачастую не касается непосредственно Центрального Банка, что достаточно часто можно услышать, когда Центральный банк так отвечает: это не наш вопрос. Это вопрос стратегии и тактики работы отдельных институтов развития, это не вопрос нашего регулирования финансового рынка. Но на самом деле это надо обсуждать со всеми. И с ЦБ, в том числе. Потому что к некоторым из этих институтов он тоже имеет вполне прямое отношение или может устанавливать регулятивные требования.

И, наконец, еще один вопрос, который тоже может быть такой широкий, это тема экосистем. Не только в рознице. Не только для физических лиц. Экосистемы, в конце концов, будут, очевидно, для малого бизнеса тоже. И вопрос регулирования финансовых цифровых экосистем, где сервисы не только финансовые, но сервисы информационные, сервисы сдачи отчетности, получения сервисов и услуг для малого бизнеса, в том числе, которые будут представлять эти экосистемы, допустим, их будет какое-то количество, которое не будет укладываться в пальцах одной руки. Будем надеяться, что будет больше таких экосистем. Но, тем не менее, не важно, будет их 1-2-3 или 10 - вопрос, который все равно стоит на повестке не только перед регулятором, но и перед нами, как представителям ассоциаций и СРО на разных рынках, это обсудить с регулятором подход, а будут ли каким-то образом, и если будут, то, как регулироваться экосистемы, в том числе, с точки зрения предоставления нефинансовых сервисов вместе с финансовыми? Тут все сразу. И качество продаж, и информирование клиентов, и та же самая конкуренция, и недопуск кого-то в эту экосистему из провайдеров. Тарификация.

То есть очень много вопросов. Ответов нет на них. Ни один регулятор в мире пока не ответил, как можно регулировать экосистему. Это колоссальнейшей вызов.

Мы сейчас, конечно, обсуждаем разные вопросы меньшего порядка. Они важные. То, что я уже говорил про критерии допуска к госпрограммам, и про институты развития. Но экосистемы и их регулирование – это самый большой вопрос ближайших 3-5, может быть, даже больше лет. И для малого бизнеса это тоже вопрос. Просто обычно про него забывают в этом смысле, говорят: «Ну, экосистема, это розница. Это просто физические лица». Нет. Для малого бизнеса это то же самое. Точно такой же принцип формирования будет для них продуктовой линейки сервисов. И также возникает вопрос, как это будет регулироваться, чтобы не было там монополии и отсечения практически всех участников.

Потому что, если будет монополизация, в том числе и форм поддержки малого бизнеса, льготных кредитов и прочего - через экосистему, давая мнимое удобство, как кажется с первого взгляда - оно обернется тем, что там не будет конкуренции и честно говоря, представить последствия этого тоже тяжело.

Эльман Мехтиев: Тема экосистем, цифровых маркетплейсов будет нами обсуждаться, напомню, это круглый стол номер три. Мы пока даже не понимаем, когда мы его проведем. Но мы уже знаем, что один докладчик – это Иван Чебесков из Минфина России. Я чувствую, что вторым, ну не докладчиком, может быть, а оппонентом захочет быть Павел. Надеюсь, что он возьмёт это на себя. Потому что это огромная тема.

Но вот что у Павла сейчас было важно, позвольте повторить. И, мне кажется, что мы всё больше и больше продвигаемся к структурированию. Избыточные требования. Первое, с чего началась правительственная регуляторная гильотина – инвентаризация того, что есть для того, чтобы сказать, что избыточное. Вот я не говорю, что мы это должны сделать завтра, но почему бы нет? Избыточное для конкуренции. Второе. Павел очень хорошо поднял вопрос, который мы все знаем, но про него молчим.

Институты развития. Действительно, большой вопрос. Как они влияют на конкуренцию? Да, они, может быть, выполняют определённые задачи, но нужно ли именно этими средствами выполнять эти задачи и достигать эти цели?

Роман Прохоров: Я начну с философских вопросов. Если мы говорим о конкуренции, для чего она нужна, и должна ли конкуренция быть только рыночной или регулироваться, если она регулируется, то насколько она должна регулироваться? Понятно, что классически конкуренция – это путь решения компании задачи повышения ее прибыльности, роста ли на рынке и так далее. Но потребителю, о котором мы все пытаемся заботиться, по большому счету, всё равно, прибыльная компания, не прибыльная. Поэтому основным должно быть понимание того, какая общественная польза от явления конкуренции. Вроде бы как общественной пользой должно быть обеспечение повышения качества, доступности, оптимизация стоимости услуг для потребителей, но, как показало наше предыдущее обсуждение, как мы все с вами реально чувствуем, это работает только в условиях чистой конкуренции, когда очень много участников рынка с малыми долями. Если говорить о текущей ситуации в России и в мире, то все мы видим, что влияние госинститутов возрастает на всех рынках, в том числе на финансовом рынке. То есть это не только российская ситуация, это общемировой тренд. В том числе госинституты активно участвуют в сфере регулирования конкуренции, ограничения рыночной конкуренции. Ярким примером является та же самая торговая война с США и Китая, ситуация с «брекзитом».

В этих условиях регулирование конкуренции, в том числе, ценовое, не является уникальным явлением в России. Регулируется в других юрисдикциях и ставки, и комиссии по кредитам, ставки по депозитам. И тот же самый упомянутый интерчейндж регулируется и в ЕС, и в США.

Если вспомнить о российском финсекторе, уже много коллеги об этом говорили, по доле активов он сформирован практически только кредитными организациями. У нас банкоцентричная модель финрынка. В дополнение к этому, у нас крупнейшие банки являются государственными. В этой ситуации государство не может не регулировать конкуренцию. В том числе оно приходит в различных моментах к тому, чтобы использовать и ценовое регулирование.

Если вспомнить ситуацию с регулированием межбанковских комиссий, которая была запущена недавно, вот 21 октября она закончилась, с моей точки зрения, у регуляторов, у тех, кто воздействовал на эту ситуацию и драйвил это решение ценового регулирования эквайринговых комиссий, очень сильный аргумент международного опыта ЕС, США.

С нашей точки зрения, есть и плюс в том, что это попробовали - теперь у нас есть реальный экспириенс регулирования ценовой конкуренции на платежном рынке. Было бы очень правильным проанализировать, к каким реальным результатам эти ограничения привели для того, чтобы у нас был материал для мотивированного общения с регулятором по этой теме.

Поэтому, это был очень хороший опыт, который позволит его теперь мотивированно обсуждать и реально показывать, принёс ли он какие-то выгоды конечному потребителю или не принес. Потому что до этого мы это обсуждали теоретически, а теперь имеем практический результат.

Если говорить о том, куда мы движемся. Коллеги уже говорили достаточно пессимистично в этом отношении, я вынужден буду к ним присоединиться. Объективно конкурентная ситуация на финрынке улучшаться не будет. На это влияет как внутренняя экономическая ситуация. Так и, видимо, продолжающееся, а может быть, и даже усиливающееся санкционное давление. В этих условиях уровень концентрации на финансовом рынке будет продолжать оставаться высоким. В квазирыночных конкурентных условиях, тем не менее, у нас продолжают действовать небольшие компании, платежные агрегаторы, это финтехи, о которых тоже сегодня говорили, но квазирыночная ситуация для них не улучшается, дай бог, чтобы она оставалась стабильной.

Радикальным шагом в сторону формирования более конкурентной ситуации, в том числе и для таких небольших компаний было бы введение обязательного открытия API.

Но, с нашей точки зрения, регулятор вряд ли пойдет на такой шаг в ближайшей перспективе с учетом достаточно высоких рисков, прежде всего, информационной безопасности и, в том чисел, с учетом того, что для текущей модели финансового рынка перспективы такого решения с точки зрения регулятора не очень очевидны.

Я присоединюсь к мнению участников о том, что конкурентную ситуацию вряд ли изменят маркетплейсы, тем более экосистемы, которые, по факту, формируются вокруг крупнейших игроков на сегодня. На самом деле это стандартная экономическая ситуация, деньги делают деньги, и большие игроки формируют ту самую среду, которая сегодня у нас существует.

Так что же делать? Здесь видится два пути.

Первый путь – который мы все с вами активно развиваем. Это построение взаимодействия с регулятором.

Это мотивированное взаимодействие с регулятором, потому что регулятор воспринимает мотивированное обращения, мотивированные не с точки зрения всплеска эмоций, а с точки зрения подверженности цифрами, доводами и так далее.

Но при этом надо понимать, что регулятор в своей деятельности тоже должен демонстрировать активность и эффективный результат. Поэтому зачастую необходимость демонстрации такой активности и результат приводит к принятию не очень приятных для нас и для рынка решений.

А второй путь, который является продолжением такого диалога, и, по-моему, мы даже пытались как-то подходить этой весной, когда обсуждали, каким образом мы можем воздействовать на решение о регулировании эквайринговых комиссий - это выстраивание неких механизмов саморегулирования, которые позволяли бы принимать отрасли превентивные решения, которые представлялись бы регулятору как способ достижения тех целей, которые отрасль считает действительно эффективной.

Конечно, это существенно более сложный путь. Но, с моей точки зрения, за ним будущее. Спасибо большое.

Эльман Мехтиев: Я хотел попросить Кирилла Косминского, Ассоциация операторов инвестиционных платформ. Кирилл, те, кого вы представляете, кого вы защищаете - только в начале пути, их не так-то много, они не очень большие. Но уже есть регулирование. Вот это регулирование с точки зрения развития конкуренции, вообще развития этого вида деятельности, оно, на ваш взгляд, помогает или это уже избыточно?

Кирилл Косминский: На мой взгляд, регулирование, которое было введено для краудплатформ, операторов инвестиционных платформ, если строго по закону, мягкое. Во-первых, потому что барьеры для входа крайне низкие – 5 миллионов рублей собственных средств. Но основные барьеры, как сказал Иван Чебесков, – это затраты на цифровизацию. Чтобы сделать краудплатформу, капитала нужно не много. Но это же автоматизированный учет, скоринг, всевозможные проверки, это работа с инвесторами – полностью в «цифре» — это всё стоит гораздо дороже, чем пять миллионов рублей.

Здесь, конечно, очень остро проявляются вопросы конкуренции. И те тезисы, которые высказывали участники по поводу того, что крупным банкам, крупному игроку проще взять идею и самому выстроить сервис. Поэтому посмотрим, как сложится развитие данного сегмента альтернативного финансирования в виде краудплатформ.

Пока оно складывается так, что появляется очень много небольших игроков. Есть несколько крупных игроков, которые потенциально займут большую долю рынка. Но, опять-таки, опыт крупных игроков, того же Сберкреда показывает, что они больше трех лет запускались. Опыт мелких игроков показывает, что они гораздо более гибкие и меньше года им требуется для запуска краудплатформ. Поэтому законодательных барьеров я не вижу для развития этого сегмента. Ведь финансовое посредничество тоже трансформируется. И, возможно, не случайно крупнейшие экосистемы страны внедряют те же P2B-сервисы.

В качестве барьеров я бы выделил подключение к ГИС. Сделать это крупным игрокам-то не так просто, а мелким вообще дорого и сложно.

Хочу привести реальный пример. Регуляторных барьеров нет: нам в законе написали, что краудплатформы могут подключаться к ЕСИА. То есть теоретически доступна регистрация пользователя – что заемщика, что инвестора – по одному клику, через приложение или сайт. Но по факту в пандемию мы столкнулись с тем, что в Министерстве цифрового развития соответствующая подкомиссия, которая должна была, помимо закона, принять решение о том, что мы можем подключиться, была расформирована. Точнее, сначала у нее не было в положении указано, что они могут дистанционно собраться и голосовать. Потом она была расформирована и ее полномочия никому не передавались.

Поэтому такого плана барьеры, как говорил Павел Самиев, это работа институтов развития. Не всегда это законодательные вещи. Это некие KPI, как эти институты развития управляются. На РБК видел заголовок про то, что с институтами развития очередная стратегия переработки их деятельности.

В нашем секторе есть достаточно интересное отличие от платежного и банковского -госплатформы, о которых Алексей Львович Саватюгин говорит, СБП и маркетплейс – для краудрынка это благо. Был Стартрек – первая квазигосударственная краудинвестинговая платформа. Благодаря этому многие узнали, что такое краудинвестинг, и что можно инвестировать в стартапы посредством некой платформы. И вообще это очень перспективный сегмент. Сейчас обсуждается краудплатформа при Секторе роста на Московской бирже. В республике Крым и Свердловской области уже запущена краундинговая платформа. В Москве одна из идей (она, правда, пока не получила широкого развития, но прорабатывалась) - возможность создания краудфандинговой платформы Москвы для финансирования общественных проектов.

Понятно, что, если это будет ущемлять конкуренцию, это зло. Но в нашем случае, когда осведомленность потенциальных пользователей пока очень низкая, это благо.

И последний тезис. Эльман, Вы озвучили про общественный контроль. И Андрей Емелин про это говорил - про принятие поправок ко второму чтению, может быть, еще какой-то встроить механизм, наверное, в рамках комитета.

И хотя у нас достаточно много различных стадий и этапов общественного обсуждения, но я бы предложил институт ОФВ - оценки фактического воздействия. Всем вместе в него углубиться, взять отдельные области и помочь госорганам и ЛПР его использовать. Помочь собрать статистику и сделать несколько работающих кейсов.

Показать, что мы сделали силами рынка ОФВ, давайте поменяем такие-то нормы. Потому что из гильотины, на мой персональный взгляд, убрали всё, что касается финансового рынка, оставили, «сколько в поддонах должно блинов». ОФВ – это институт, который вроде как действует, но, по сути, он не применяется.

В заключение хочу еще пример привести по поводу регулирования финансовых и нефинансовых сервисов. Я, как пользователь онлайн-шопинга, финтех-сервисов, удивился, когда мне Озон предложил 8% по депозиту. У них там написано, правда, что это не депозит, не электронное средство платежа, ничто. Но это - явно регуляторный арбитраж, по-другому не скажешь. Ты пополняешь свой личный счет, они тебе начисляют 8% и еще кешбэк дают. Получается, что финансовые и нефинансовые сервисы начинают конкурировать, и крупные игроки другого рынка начинают влиять на конкуренцию.

Эльман Мехтиев: Мне тут прилетела цифра, сколько человек занимается ОФВ в Минэке. Я не буду ее озвучивать. Но небольшой инсайт прилетел, и я был в шоке. Поэтому если мы как рынок можем взять на себя не только инвентаризацию избыточных требований, но и ОФВ, оценку того, что наделали, чтобы потом говорить: ну извините, бардак, его надо ликвидировать, я думаю, что Минэкономразвития тогда с радостью увеличит количество штатных единиц. Потому что сейчас такой мощнейший инструмент, который мог бы быть использован, в том числе для общественного контроля, не используется.

Андрей Емелин: Совсем недавно была статистика. У них по статистике заключений ОФВ довольно много. Другое дело, что они все практически от нас далеки. Кирилл правильно сказал – там в основном про количество блинов. А про наши «блины» там вообще ни слова. А как раз у нас-то самое интересное, ты возьми любое решение, почитай и будешь в том же состоянии, в котором Эльман от осознания цифры сотрудников.

Павел Шуст:

Мы по большей части, как выяснилось в ходе дискуссии, жалуемся не на отсутствие конкуренции, мы жалуемся на некорректный и не совсем понятный нам процесс принятия решений, с которыми нам приходится жить.

Мировой опыт говорит о том, что регулятор создает какую-то общую инфраструктуру как общественное благо. Он строит дороги, создаёт систему быстрых платежей и так далее. Это хорошо. Как Кирилл верно отметил, когда мы начали критиковать СБП и Единую биометрическую систему, для участников его ассоциации это скорее хорошо. И это подсвечивает то, что на самом деле, любая инфраструктурная вещь для кого-то хороша, а для кого-то, может, не очень хороша. Потому что у всех вещей есть две стороны.

Поэтому, мне кажется, мы не должны высказываться, что ЕБС – это неправильно. Это не совсем наша позиция, не позиция рынка. Позиция рынка в том, что ЕБС хороша для одних и не совсем хороша для других.

Давайте мы сами будем выбирать, для кого она хороша, а для кого – не очень хороша. Вот в этом весь смысл. Никто не запрещает ЦБ делать биометрическую инновацию. Это совершенно замечательно. И мы все это приветствуем, все приветствуем СБП. Проблема заключается в том, что Банк России, поскольку мы всё-таки финансовый сектор представляем, в некоторой степени становится рыночным игроком.

Пока еще никто не процитировал закон «О защите конкуренции». В нем конкуренция обозначается как взаимодействие хозяйствующих субъектов. Стал ли Центральный Банк хозяйствующим субъектом? Да – он сам разрабатывает финансовые сервисы. Например, до конца года появится специальное приложение от НСПК для СБП. И при этом ЦБ одновременно исполняет несколько других ролей, о чём Алексей Львович упоминал. Одновременно регулятор также устанавливает правила, причем в том числе на уровне законов, несмотря на формальное отсутствие права законодательной инициативы. Отсюда проблема с ЕБС и с СБП, с обязательным подключением.

У Банка России фактически есть право законодательной инициативы. И одновременно он является хозяйствующим субъектом.

Ирония ситуации в том, что (Алексей Львович говорил, что ЦБ борется своими методами с монополистами) эти монополисты тоже государственные.

Получается, что ЦБ борется с государственными монополистами. Эта змея ест собственный хвост. Всё закольцевалось.

Но последствия борьбы с крупными игроками выплескивается на маленьких игроков, у которых нет госучастия. И в этом основные ключевые проблемы.

Проблема также в том, что мы, к сожалению, не можем прогнозировать последствия решений на долгий срок. Мы же не знаем, как это все обернется, особенно в части развития технологий. Потому что, если бы я знал 10 лет назад, что произойдет с биткоином, я бы с вами не разговаривал из Санкт-Петербурга, я бы сидел где-нибудь на Багамах и подключался оттуда, лежа на пляже. Но прогнозировать на такой длительный срок сложно.

Поэтому тот путь, когда мы пытаемся «подцепить» рынок к идеальному видению мира, увы, не работает в долгосрочной перспективе, а решает лишь краткосрочные задачи.

Пандемический пример прекрасный. Потребителю будет суперклассно, если мы завтра его отпустим гулять на вечеринки, в бары и рестораны. И все это поддержат. Но через две недели мы поймем, что это решение не очень правильное.

Я боюсь, что сейчас мы принимаем решения, о которых мы в перспективе через два года поймем, что где-то мы свернули не там. А поворачивать обратно будет довольно тяжело.

О том, как должно быть, коллеги всё рассказали. Я могу разве что суммировать. Мне кажется, нам катастрофически не хватает анализа проблематики. Потому что, когда мы обсуждаем с регулятором те проблемы, которые мы пытаемся решить, мы не понимаем, какие проблемы решать.

Андрей Викторович верно сказал про пояснительные записки. Но я обычно говорю, что пояснительные записки никогда ничего не поясняют. Потому что, когда вы их читаете, там ровным счетом ничего не написано, зачем это нужно. Принятие законопроекта повысит защищенность потребителя. Он что, был не защищен? Или как это повысит? Это не важно абсолютно. Поэтому, к сожалению, у нас основной акцент делается на формулировки юридические, но не на пояснительные записки. А это довольно плохо.

Андрей Викторович также упомянул о том, что нужно больше аналитики. Я бы немножко заострил эту проблему. Часто у нас есть аналитика, но, к сожалению, как в Библии, эти семена не всегда падают на благодатную почву. Нам нужно каким-то образом синхронизировать эту аналитику или подавать ее в другой форме, чтобы паззлы сошлись: наши аналитические выкладки сошлись с теми проблемами, которые видит регулятор, как он хочет их решить. Видимо, сейчас что-то не сходится. Потому что других объяснений у меня нет.

Нам катастрофически не хватает, конечно, долгосрочного анализа.

В краткосрочной перспективе да, мы сделали ЕБС и, вероятно, это будет хорошо. Но в долгосрочной перспективе мы ее внедрение не просчитали.

Я подчеркну, что это не чисто российская проблема. Мы работаем в странах ближнего зарубежья, там та же история. Там еще ниже конкуренция между финучреждениями, при этом регулятор находится под давлением государственных стратегий по цифровизации, всех нужно перевести на цифру через год. И регулятор вынужден формировать в голове образ рынка, который он хочет сделать, и делать его вместо коммерческих банков. Поэтому это не чисто российская проблема.

Немножко закольцовывая, мне кажется, что нам нужно подумать о том, каким образом принимаются решения и разделить потоки принятия решения у регулятора, которые касаются влияния на рынок, регулирования, создания инфраструктуры. Возможно, о создании каких-то китайских стен между этими частями регулятора, чтобы они были относительно независимы, принимали решения относительно независимо.

Это нормальная практика. В мировой практике третий энергопакет в Европейском Союзе создал «китайские стены» в энергетических компаниях, часть которых занимаются трубопроводами, часть – качанием нефти из земли. Они теоретически под одним крылом, но они независимы между собой. И, мне кажется, это бы помогло нам выстроить просто более эффективный диалог с регулятором.

Это не потому, что мы хотим, чтобы регулятор был более слабым. Такого не произойдёт никогда, тем более в России. Но так будет более эффективно. Так мы будем сразу понимать, что «если хотите решить эту проблему, то давайте решать её так». В том числе я уверен, что мы, таким образом, найдём больше единомышленников в Центральном Банке, особенно тех единомышленников, которые занимаются развитием новых сервисов. Они будут поддерживать нас, нашу аналитику.

Про оценку фактического воздействия я согласен со всеми предыдущими ораторами. Это наша боль. Причём самое интересное, что в Банке России на самом деле, если не ошибаюсь, есть стратегия перехода на систему оценки фактического воздействия, но по нашему рынку это пока довольно тяжело заметить.

Мария Михайлова: Павел только что сказал (всячески хочется поддержать его выступление), что одна из проблем заключается в том, что в регулировании в настоящий момент отсутствует юридическая однозначность некоторых понятий. Например, нет такого юридически однозначного понятия как «национальная инфраструктура». Мы нечто строим, но не можем точно сказать, чем «инфраструктура» отличается от «сервисов» или от «платёжной системы», как их разделить, в какой момент можно считать одно другим и т.д.

То же самое происходит с эквайрингом – мы его регулируем, хотя юридически никакого понятия «эквайринга» не существует. Т.е. мы пытаемся отрегулировать то, чего нет.

Фактически мы пытаемся регулировать не стоимость некоего «эквайринга», а, поскольку на практике в него входит широкий набор самых разных услуг от самых разных участников рынка, это скорее попытка отрегулировать, сколько вообще можно брать комиссии с ритейлера за получение им финансовых услуг. Но тогда надо обсуждать это. Это не должно маскироваться под то, что здесь у нас инфраструктура, здесь у нас некий эквайринг и т.д. И мне кажется, что мы должны обязательно найти способ и возможность для того, чтобы договориться о таких базовых понятиях.

Также нашим практическим шагом должно стать совместное обсуждение – и между собой, и с регуляторами – развития методологии анализа рыночной конкуренции. Это то, что имеет определенные практические последствия, в том числе для решения тех вопросов и проблем, которые все здесь упоминали. Например, для преодоления частой ситуации, когда от любого регуляторного решения самые крупные крепчают, поскольку у них больше ресурсов и возможностей для манёвра, а остальные далеко не крепчают.

Мы должны исходить из того, что решения должны быть следствием применения методологии, а не наоборот, когда какие-то запущенные проекты или уже принятые решения обосновываются теми или иными стратегическими документами.

На финансовом рынке два основных регулятора – Банк России и ФАС России. Мы проанализировали имеющиеся сегодня у регуляторов подходы к анализу конкуренции и хотели бы отметить издержки, проистекающие из этих подходов.

В документах Банка России в настоящее время закреплена позиция, что регулятор рассматривает конкуренцию скорее с позиций потребителя, со стороны спроса, а не со стороны предложения. При этом конструкт этого потребителя имеет определённые характеристики. Фактически потребитель – это субъект, финансово не очень благополучный, не очень грамотный, у него существует инерция в выборе финансовых услуг и барьеры для замены поставщиков услуг. Очевидно, что этот конструкт описывает лишь часть потребительских групп. Такой взгляд регулятора, наверное, полезен, когда речь идёт об установлении минимальных стандартов качества услуг, но он описывает рынок и спрос специфическим узким способом.

Издержки этого подхода возникают, когда полученный исходя из такого узкого видения анализ рынка переносится на всех потребителей и весь рынок в целом. Как следствие, возникают предложения сделать ту или иную услугу бесплатной, даже если потребитель готов платить, снижать для всех комиссию, даже если потребитель или часть потребителей готовы оплачивать эти услуги, и т.д. и т.п. Таким образом, исходя из узкого понимания спроса, регулирование негативно воздействует на предложение. Но так как предложение находится не в фокусе регулирования, то эти издержки остаются вне рассмотрения.

На наш взгляд, этот подход должен быть пересмотрен, и мы как экспертное сообщество должны предложить, как можно было бы скорректировать методологию анализа потребителя и рынка.

ФАС России производит анализ в ином разрезе – в отдельных продуктовых сегментах. Представляется, что данный подход тоже имеет свои ограничения. В качестве примера можно рассмотреть анализ конкуренции в сегменте «зарплатных проектов».

На российском рынке сложилась ситуация, во многом определявшаяся в «доцифровой» период, когда в связи с обширной географией страны лишь единицы кредитных организаций стали специализированными, а все остальные воспроизводят в миниатюре бизнес-модель Сбербанка – «сбербанк в своём регионе». Именно такая модель банка до сих пор считается «нормой» и «стандартом». Но, если анализировать эту ситуацию с точки зрения конкуренции, то понятно, что такой подход на финансовом, как и на любом другом рынке, приводит к постепенному ослаблению более мелких и более слабых и укрупнению более крупных. (И очевидно, что запущенный для исправления этой ситуации маркетплейс Финуслуги.ру лишь кратно ускорит процесс.)

Применительно к «зарплатным проектам» возникает вопрос: разве все банки должны и разве многие их них смогут конкурентно оказывать такие услуги. Есть и другой важный момент, который упущен в этом анализе конкуренции. Если Банк России не учел сторону предложения, то тут наоборот отсутствует анализ со стороны спроса. Насколько «зарплатное рабство» является проблемой для потребителей, насколько потребителям нужна конкуренция «зарплатных проектов», и не является ли наличие «зарплатного рабства» следствием, а не источником структурных проблем конкуренции в отрасли.

Также хотелось бы затронуть сложности, которые возникают с ценовым регулированием. Ольга Сергеева упомянула вначале о том, что были введены ограничения на так называемый «банковский роуминг». Но насколько эффективно это ограничение при существующей системе ценообразования на платёжные услуги и, собственно, на любые услуги? Например, когда, как часто бывает, услуги предоставляются в пакетном режиме. Попытка отрегулировать один какой-то кусок приводит к тому, что происходит перегруппировка, переназывание, и всё равно участники рынка будут искать, с учётом всех привходящих условий, способ хоть как-то заработать.

«Бесплатные» услуги – также сложный вопрос. В самое ближайшее время мы столкнёмся с тем, что вполне могут начать появляться такие проекты, когда, например, ритейлер, который подключит к сервису медицинских услуг всех своих сотрудников, будет получать эквайринг бесплатно. Равно как и сейчас, если возвращаться к эквайрингу, ритейлеры не спешат менять банки, эквайринговые ставки которых их не устраивают. Если изучить ситуацию, то может оказаться, что у ритейлера «пакетное» обслуживание и либо кредитная линия, либо кредит на хороших условиях, и разрушение этого пакета, этой взаимосвязи услуг очень сильно осложнит жизнь самому ритейлеру, как минимум, с точки зрения администрирования. Насколько регуляторное ограничение ставки эквайринга является правильным в условиях такого ценообразования.

Это та группа вопросов, которые мы планируем выносить на круглый стол по теме экосистем. Мы регулярно упираемся в этот вопрос ценообразования, и его непреодолимость, так же, как непреодолимость определённости определений, – это ключевые проблемы.

Какие практические шаги, на наш взгляд, следуют из вышесказанного.

Первое, мне кажется, это то, что в стратегических документах регуляторов должно производиться закрепление показателей достижения целей, которые позволяли бы оценить уровень решения проблем, а не успешность внедрения проектов регулятора, поскольку внедрение проектов – это не самоцель.

Если сегодня посмотреть на доклады развития конкуренции Банка России, то там написано: «Мы хотим развивать конкуренцию. Для этого мы внедряем Систему быстрых платежей». Является ли именно это развитием конкуренции? Каких счетных показателей, описывающих развития конкуренции, предполагается достичь? Это не обсуждается. Нам предлагается принять на веру, что внедрение СБП – это развитие конкуренции. Разве показателем развития конкуренции может быть число банков, подключённых к СБП, а не количество новых сервисов, созданных банками или другими участниками рынка на инфраструктуре СБП, количество и характеристики схожих платформ, которые подобным образом тоже оказывают переводы, но чуть отличаются сервисами, подходами и технологиями?

По большому счёту для регулятора успехи в развитии стороны предложения участников рынка должны быть его успехами, то есть показателем успешности регуляторных действий.

Представляется, что регуляторное развитие конкуренции должно подталкивать других участников рынка к развитию, к кооперации, к формированию экосистем, возможно, на других принципах - не на тех, на которых строит свою экосистему Сбербанк (приобретение), а, например, на принципах кооперации, на развитии частных платформ и т.д. Сейчас же в стратегических документах Банка России мы видим, что под развитием явно подразумевается рост численных показателей конкретных проектов самого регулятора.

Мне кажется, что также было бы правильным закрепить позицию регулятора как арбитра «над схваткой» и невозможность занимать только одну какую-то из позиций.

Как только регулятор принимает решение со стороны потребителя, имея в виду, например, ритейл, и вводит ценовое регулирование, внезапно оказывается, что операторы услуг информационного обмена –тот самый инновационный бизнес, «предпроцессинг» или «платёжные агрегаторы», кто бегает по рынку, подключает малый бизнес к эквайрингу, и т.д. – оказываются без источников существования вообще, потому что они, в принципе, живут только на эквайринговую комиссию. Если бы мы с позиции арбитра анализировали, у нас бы возник вопрос: нужно ли жертвовать малым инновационным IT-бизнесом в сфере платёжных услуг для поддержки малого бизнеса в сфере торговли, или нужно искать какой-то компромисс?

Организационные предложения я бы сформулировала следующие.

Существует формальный документ, подписанный Банком России и ФАС России, о взаимодействии, поскольку у нас два регулятора смотрят на финансовый рынок. Возвращаясь к докладу Виктора Достова, мне кажется, что было бы правильным подумать о расширении содержания этого документа, может быть, об обновлении его, предложить регуляторам подумать про это. И, например, решения введения и отмены регулирования тарифов должны приниматься совместно, и совместно должна производиться оценка фактического воздействия, которую мы с вами должны будем делать. Мы уже под это подписались.

Также хотелось бы организовать обсуждение стратегических документов, в том числе по вопросам конкуренции. На самом деле великолепно, что Банк России запустил практику выпуска докладов, это действительно большой прорыв. Но хотелось бы эти доклады обсуждать в два этапа: сначала – методологию, заложенную в доклад, и уже потом – сам доклад как следствие применения этой методологии.

И последнее, понятно, что надо без излишней формализации найти возможность выработки методологии анализа и используемого понятийного аппарата, и того, что такое цели и т.д., как-то разговаривать нам, ассоциациям и регуляторам, и чтобы каждая ассоциация представляла интерес своего сегмента. У меня возникла такая мысль, что, может быть, РСПП могла бы выступить какой-то точкой сбора, пусть без всяких объявлений комитетов. Просто место, где бы мы могли собраться.

Андрей Лисицын: Последним выступать, с одной стороны, легко, потому что можно со всеми согласиться, особенно с общими оценками по состоянию конкуренции, которые озвучены, с другой стороны, сложно, потому что трудновато привнести что-то новое в эту дискуссию. Я попытаюсь.

У нас сегодня круглый стол всё-таки касается ценовой конкуренции, то есть связанный с ценовым регулированием, и здесь я бы хотел прямо сказать, что, несмотря на то, что представляю потребителей финансовых услуг по большей части, но задача, которую мы ставим в Ассоциации, – это выработать единую позицию между финансовым сектором и предприятиями, корпорациями.

Мы хорошо понимаем, что любое тарифное регулирование приводит к обратному эффекту, особенно в среднесрочной, долгосрочной перспективе, от обычно ожидаемого инициаторами такого регулирования. Любое тарифное регулирование приведёт к тому, что мы получим в конечном итоге монополизацию, поскольку умирают игроки, неспособные работать долгое время на низких тарифах, на низкой окупаемости. И в конечном итоге влияние нас как потребителей на соответствующие сегменты финансового рынка становится неэффективным.

Поэтому хотя всегда существуют две стороны – кому-то выгодно, кому-то невыгодно, – но анализ, с нашей точки зрения, должен быть более системным, охватывающим все стороны.

Мы должны сейчас провести оценку тех последствий ценового регулирования, которое было осуществлено в этот кризисный период.

Я не обязательно говорю в негативной коннотации. Дало ли регулирование позитивный эффект, сколько сэкономила экономика с точки зрения снижения или убирания тех или иных тарифов, той или иной оплаты тех или иных услуг, и сколько потеряли, в том числе с точки зрения развития, представители соответствующих сегментов рынка. И эта оценка может быть осуществлена, с моей точки зрения, только во взаимодействии между финансовым сектором, потребителем и предприятиям.

Второй момент, кроме этой оценки (вполне, мне кажется, конкретная работа, которой мы могли бы заняться, учитывая представительное экспертное сообщество, даже на этом круглом столе), – это то, что мы сейчас видим, – что кризисные явления, вызванные эпидемиями разного рода, не закончились весной. Осень показывает, что многие меры не теряют актуальность.

Встаёт вопрос: правильно ли каждый раз регулировать это решениями одного регулятора? Не требуется ли создание полноценной системы антикризисного регулирования, которая определяла бы, как принимаются соответствующие решения при возникновении соответствующих кризисных ситуаций?

Я здесь немного расширяю посыл о соглашении между ФАС России и Банком России, с точки зрения того, что те или иные вопросы должны приниматься совместно.

Мы видим, что многие вопросы выводятся на законодательный уровень, но это не даёт дополнительной дискуссии, к сожалению. Все сводится, скорее, к утверждению решений, принятых на определённых административных уровнях. Так, может быть, и не имеет смысла решать это на законодательном уровне, чтобы не появлялись некоторые прецеденты, которые дают основу для других прецедентов, в том числе с точки зрения регулирования тарифов.

На что ещё я бы хотел внимание, говоря о вполне конкретной работе, которую мы могли бы провести в долгосрочной перспективе. Мы сейчас видим, что механизм обратной связи искажён, и не только со стороны финансового сектора. Со стороны потребителя этот механизм, особенно если мы говорим не о физлицах, а со стороны бизнеса, по сути, не представлен. И это очень важный момент. Даже если мы возьмём совсем монопольные системы – ту же самую советскую систему, в которой существовала государственная монополия на финансовые операции, вопрос улучшения качества отрабатывался как раз обратной связью со стороны предприятий (вопрос эффективности тоже надо оценивать, но, тем не менее). Этого механизма сейчас не создано, и мне кажется, что здесь нужна активная позиция ФАС России.

Большое спасибо Ольге Сергеевой за активное участие в этих мероприятиях. Важна позиция ФАС на предмет того, чтобы эту обратную связь сформировать. Да, существует экспертный совет ФАС, но я говорю о системе, которая могла бы работать, как, например, механизм красной кнопки, которую РСПП с другими деловыми объединениями создало недавно. Там, конечно, более жёсткая история – про уголовную ответственность. Когда речь идёт об определённых действиях со стороны правоохранительных органов, реакция предпринимательского сообщества становится более предметной, то есть мы получаем конкретный кейс и начинаем с ним работать.

В том числе механизм обратной связи со стороны общественности мог бы включать подобного рода механизмы, и это было бы полезно с точки зрения понимания того, какая потребность у потребителя.

Я бы ещё сконцентрировался на том, что у нас существует ряд перекосов, которые никаким образом не оцениваются публично, хотя бы широким кругом экспертов, не говоря уже о госорганах. В идеале нужно, чтобы это была оценка регуляторов, Правительства, ФАС России.

Например, Сбербанк, – который сейчас перешёл в собственность Правительства. Один из мотивов этого перехода был в том, что не может надзорный орган одновременно и владеть. Но это ситуация не единичная. Я не говорю, что эту ситуации нельзя допускать в принципе – ситуацию владения надзорным органом каким-то рыночным субъектом или выполнение функции хозяйствующего субъекта. Бывает ситуация, когда это действительно нужно, но должно быть чёткое понимание государственной политики, что делать в этом случае, как в этом случае выстраивать регуляторику.

Потому что возникает механизм доминирующего положения (естественно, я сейчас выражаюсь не юридическими терминами) и необходимо выработать подход, как с этим работать.

Подход должен быть системный. Здесь нужно общественное обсуждение, нужно ли создавать такую ситуацию, когда надзорный орган одновременно выполняет функцию хозяйствующего субъекта, либо его дочка выполняет функцию хозяйствующего субъекта. Если нужно, то как регулировать в этом случае конкурентную ситуацию. Мне кажется, что здесь было бы правильно по итогам всех этих круглых столов подумать над тем, чтобы составить, может быть, даже базируясь на консультативном докладе, который сделал Центральный банк, рыночный доклад по состоянию конкуренции по тем предложениям, которые мы видим, в том числе отвечая на вопросы, которые есть в докладе по состоянию конкуренцию. Мы все по-отдельности отвечали на все или часть этих вопросов, но как раз собирание это в одну единую позицию имело бы, с моей точки зрения, гораздо больший эффект.

С точки зрения РСПП мы придерживаемся следующей позиции: любое мероприятие всё-таки надо заканчивать конкретными предложениями, тогда это имеет понятный, оцениваемый эффект. Если мы видим, что тот или иной круглый стол у нас вырисовывается с конкретными предложениями, или вся серия круглых столов даёт такой документ как рыночный доклад, то мы вполне можем это выводить на достаточно высокий уровень – как на уровне РСПП, так и в администрации Президента, аппарате Правительства и т.д.

Резюмирую. Я полностью поддерживаю любые инициативы, в том числе использования нашей площадки, но важны и конкретные предложения по конкретным шагам, пускай организационным, пускай направленным на выработку каких-то документов, отражающих нашу общую позицию. Мне кажется, что здесь мы долго можем говорить о содержании, но пока мы не начнём готовить единые документы, это содержание будет тонуть в объёме возможных контраргументов, которые даже у нас могут возникать. Поэтому лучше мы это обсуждение выведем в рабочий порядок, и в конечном итоге получим понятные и единые позиции.

Эльман Мехтиев: Одна из тех вещей, ради которых мы устроили это публичное обсуждение - мы хотим выработать более или менее консолидированную позицию рынка по тем вопросам, которые нас волнуют. И мы начинаем с конкуренции. Это не значит, что мы останемся только в конкуренции, потому что конкуренция – это всего лишь один из срезов того, что происходит. Прозвучало много всего, над чем нам нужно работать. Мы надеемся, что всё-таки в конце ноября – начале декабря мы проведём второй круглый стол.